Он родился в д.Гурово в большой крестьянской семье. Окончил курсы колхозных счетоводов. Работал в Муромцевской МТС. Служил в Красной Армии. Комсомолец, потом – коммунист. До войны был членом пленума и бюро районного комитета комсомола и первым заместителем секретаря райкома.Когда на советскую землю  напали немецко – фашистские захватчики, комсомольский вожак  - секретарь  Муромцевского  РК ВЛКСМ  Василий Андреевич Ворошилов  - с  оружием в руках  встал на  её защиту. 22 января  1943 года в бою  при прорыве блокады  Ленинграда он героически погиб…Поэт Всеволод Рождественский написал стихотворение об этом:

«Степей сибирских ровная гряда,

Разливы рек и синие предгорья

                                    Послали сына своего сюда

             В страну болот, на Ладожское взморье.

Крепыш голубоглазый, весельчак,

С простой улыбкой, с песнею весёлой

За Ленинград он наш сражался так,

Как лучший друг и спутник комсомола.

В нём было столько неизбывных сил,

Что всей земли ему казалось мало,

Когда порой в землянку он входил,

Её как будто солнцем  озаряло.

Пошутит с другом, с девушкой пройдёт,

Лукаво ей во взор заглянет синий,

Но только стукнет где – то пулемёт,

Уж он другой:  он сразу сдвинет брови.

И перед ним опять пожар села

     И плач детей, и пятна крови алой.

В его душе такая месть росла,

             Что сердце биться вдруг переставало.

В кулак сжималась крепкая рука

И, уходя в горячий день сраженья,

Он нёс бойцам слова большевика,

Костёр высокий  гнева и отмщенья.

Когда его бою пробил свинец,

Когда упал он на снегу кровавом,

 Никто б  не  мог сказать о нем  « конец» -  

              Настолько в нём все  юностью  дышало.

Нет!  Нашей правды пулей не убить.

И большевистской  молодость сила

Всегда жила и  вечно будет жить

В душе таких, как Вася Ворошилов!»

  Поэт Всеволод Рождественский рассказывает об истории создания этого стихотворения:  «... Это было в суровую военную зиму, вначале января 1943 года. Войска Волховского фронта готовились к решительному удару для прорыва Ленинградской блокады. По приказу командующего К.А. Ме­рецкова волховцы готовились тщательно, по строго задуманному плану. Проводились пробные учения всех родов войск в обстановке очень близ­кой к тому, что предстояло делать после сигнала к наступлению. На­конец, к 12 января воинские части двинулись на исходные рубежи.Нам, работникам политотдела и сотрудникам фронтовой газеты, тоже было немало дел и забот. Войска шли бесконечными колоннами по зас­неженной лесной просеке, шли в жестокий январский мороз, шли днем и ночью.  И нужно было позаботиться о том, чтобы в пути бойцов обог­реть, покормить, поддержать их боевой дух.  В глухом, трудно проходимом лесу была поставлена обширная «обогревательная палатка» - своеобразный полевой клуб. В нем всег­да было много бойцов: они заходили прямо с марша. И так партия за партией. Палатка работала беспрерывно несколько суток подряд. До на­чала наступательных боев и после, когда на фронт шли подкрепления.  Вспоминается одна из моих дежурных ночей. Только что подошла свежая партия, бойцы в заснеженных, промерзлых шинелях заполнили все пространство под навесом. Расположились прямо на полу, на толс­том слое нарубленных еловых веток. Сидели вплотную друг к другу, про­тягивая руки к топившейся печке. Кое-кто, закуривая, свернул «козью ножку». Видно было, что люди предельно устали после долгого нашего перехода. Разнесли котелки с густо наваренным супом. Замелькали  лож­ки, сначала лениво, потом все бойчей и бойчей. Бойцы, обогревшись и чуть отдохнув, оживились.     И вот здесь я увидел не очень высокого плотного парня в по­лушубке и шапке-ушанке. Он встал и шагнул ко мне; "Товарищ капитан! Может у вас баян найдется?    Баян нашелся. Парень крепко потер ладони рук, приладился и сказал: - "Не очень-то я умею. Однако кое-что смогу..." И весело растянул мехи. Он, правда, играл, как умел. Но надо было видеть его лицо. Оно все озарилось какой-то веселой и даже несколько лукавой улыбкой, всякая тень усталости сошла с его лица. И всё во круг его стало весёлым,  как бы помолодевшим. Я глядел на бойцов. Улыбка этого парня передавалась всем, кто сидел  перед ним в тесном полукруге. Кое – где  слышался лёгкий смех, тихое перешептывание трудно было представить, что несколько минут назад здесь сидели безмерно усталые и как бы внутренне погасшие люди.  А парень играл и играл. Кончив одно, начинал другое, а его все просили и просили. От улыбки баяниста, от всего его внешнего облика шло столько бодрости, веселья, сердечной доброты, что все это согревало бойцов даже больше, чем жарко топившаяся печка.Когда он кончил играть, бойцы дружно зааплодировали, а я по­благодарил за веселый баян. Парень даже несколько смутился: "Ну, какой я игрок, товарищ капитан! На фронте немного подучился, для ребят. А раньше - то и простую гармошку боялся в руки брать...». «А как ваша фамилия?» Фамилия у меня, прямо скажем, знаменитая - Ворошилов. Васи­лий Ворошилов».Кругом дружески засмеялись: вот, мол, какой герой! «А что вы думаете? - не терялся парень. - Я хоть и не родст­венник, а простой однофамилец, однако мы с Климентом Ефремовичем Ворошиловым находимся в большой родне: оба одной русской советской кости. Вот так-то, братцы!» И бойцы зааплодировали еще громче и дружнее...    ... Описанная встреча была недолгой, но она запомнилась сре­ди многих других. Уже после наступательных боев в штабе полка я узнал о геройской гибели Васи Ворошилова. Весь день не покида­ли мою память его веселое лицо и милая улыбка, согревавшая его товарищей в те морозные предбоевые дни. Вот тогда я и написал эти стихи о его гибели в бою за прорыв блокады Ленинграда. Как коренной ленинградец, я не мог не почтить Васю Ворошилова, отдав­шего жизнь за освобождение моего родного города».