
(Шлейзендер)
Евгения
Яковлевна
ПОДЕЛИТЬСЯ СТРАНИЦЕЙ
История солдата
История моей бабушки от первого лица
До ВОВ мы жили в Дудергофе. Это станция в 45 минутах езды от Ленинграда по Балтийской дороге. Когда началась война мне было 18 лет. Только закончила школу (10 классов) и поступила в электромеханический техникум, но война разрушила мои планы. В 1941 немцы стремительно наступали со стороны Гатчины. Я, мама моя и родная сестра бежали в Ленинград пешком по рельсам, т. к. электрички не ходили. С собой взяли самое необходимое, что могли унести. В Ленинграде нас приютили родственники. Папа мой работал в Ленинграде, был на казарменном положении на заводе (домой редко отпускали). Старался нам что-то принести из своего пайка. Сам не доедал. Жили дружно большой семьей.
Как только мы прописались меня стали направлять на трудовой фронт (это оборонительные работы). Присылали повестки из Горисполкома. В основном девушки и женщины рыли противотанковые рвы и укрепления под гаубицы на подступах к Ленинграду (в г. Пушкино, Песочном, на Средней Рогатке, на станции Териоки). Работали вручную лопатами. Жили в бараках. Иногда приходилось работать под бомбежкой. Через месяц работ домой привозили на побывку на несколько дней и снова присылали повестку и направляли в другое место.
Папа мой умер в январе 1942 от голода. Семья осталась без кормильца.
С декабря 1941 по февраль 1942 я работала на заводе “Красный треугольник” в военизированной охране. Проработав 2 месяца, пришлось уволиться из-за болезни (последняя стадия дистрофии) по предписанию врача.
В блокаду выживать было очень трудно. Получали паек 125 г хлеба на сутки. В домоуправлении получали карточки на хлеб, талоны на пшено, водку, масло подсолнечное. Давали мизерное количество. Водку меняли на хлеб. Маленькие кубики подсушенного хлеба мазали подсолнечным маслом и сосали. Мы были страшно истощены. Пшено заваривали в кружке с кипятком и пили. Надо было растянуть паек до следующего. Все лежали. Мертвых прятали в другой комнате, не хоронили сразу, чтобы отоварить их карточки. Мама с сестрой лежали, уже не ходили. Я одна ходила отоваривать карточки на три семьи. Мороз был - 42 град. Приходилось стоять на морозе в очереди.
Мне приходилось дежурить на посту у ворот дома. Стоять на морозе с винтовкой, проверять документы у незнакомых лиц во время бомбежки и комендантского часа. В ночное время дежурила по связи в домоуправлении. Перед бомбежкой громкоговорители объявляли “Воздушная тревога”. Все кроме постовых прятались в бомбоубежище. Свой пост нельзя было оставить. Была очень строгая дисциплина.
В начале весны 1942 года были мобилизованы все силы населения не проведение в городе санитарного порядка. Скалывали лед во дворах и на набережной реки Фонтанки. Убирали трупы и сбрасывали их в реку, чтобы не было эпидемии. После бомбежки залезали на крыши домов и собирали зажигательные бомбы (зажигалки). Потом их складывали и увозили.
В апреле 1942 я поступила на работу на завод №212 “Электроприбор”. На Петроградской стороне. Была оформлена ученицей-фрезеровщицей. В июле завод эвакуировали в Москву. Я попала в число эвакуированных. Мама с сестрой лежали в военно-гражданском госпитале. Я оформила на них документы, хотя иждивенцев брать с собой не разрешали. Но оставить их умирать я не могла. Ехали на поезде долго, с пересадками. В Москве нас поселили в общежитии (бывшее полковое училище). Много семей в одной комнате. Мы радовались, что выжили. В Москве я работала на заводе № 706 инженером по планированию.
После войны
Моя бабушка до 1950 года работала в Москве. В марте 1950 года была переведена на судостроительный завод “Залив” в г. Керчь вместе с мужем Винопал С.Н. На этом заводе в должности инженера-плановика проработала до пенсии.