Однажды мы делали проходы в оставленном немцами минном поле, усеянном противопехотными минами. Мы применяли только противотанковые, а немцы ставили и противопехотные. Ночью в полной темноте была дана команда двигаться ползком друг за другом, чтобы случайно не задеть немецких мин. Вдруг взрыв. Кто-то сказал: "Наверно пацан подорвался"- я говорю: "Я жив". А потом когда мы собрались вместе оказалось, что среди нас нет командира взвода.

Однажды мы шли строем по дороге, было тепло, шли и разговаривали, ничего не предвещало беды. Вдруг из придорожных кустов встаёт фигура огромного немца, он вскидывает руку, кричит "Хайль Гитлер" и из за кустов начинает строчить по нам пулемёт. Всё было так быстро и неожиданно, что никто, ничего не смог сделать, кругом свистели пули, все упали и вжались в землю. Многих из наших мы потеряли в тот день. Тогда и погиб командир роты, лейтенант Москвин.

Наш взвод первым вошёл в Ростов на Дону. Ночью мы переправились по льду через Дон возле взорванного моста. Город был пуст. Перед нами лежал абсолютно пустой буденовский проспект, ни немцев ни местных жителей. Наши понтонёры стали устраивать мост на понтонах через Дон. Установили понтоны, настелили на него настил и по этому настилу сплошным потоком пошли в город наши войска. На каждом понтоне стоял солдат и с помощью жердей пропускал льдины под мостом. Нужно сказать что на Дону уже начался ледоход, и было много крупных льдин которые не могли пройти под мостом. Вот это была уже моя задача. На лодке мы с одним солдатом подплывали к этим льдинам я прыгал на них, долбил посередине лунку и устанавливал в неё толовую шашку. Шашка взрывалась и льдина раскалывалась на несколько небольших кусков. А в это время мост вовсю бомбили и обстреливали немецкие самолёты. Самолёты пикировали на мост, а затем начинали подъём как раз над нашей лодкой. В это время я хорошо различал лица немецких лётчиков, но уйти или спрятаться мне было некуда.

Когда мы были возле Гуляй Поля я простудился и сильно заболел, и меня решили отправить в госпиталь на лечение. Меня погрузили на бричку, туда же, положили убитого накануне лейтенанта Москвина, это было уже после попадания в немецкую засаду, и мы с возчиком поехали в госпиталь. Однако в госпиталь мы так и не попали. На нашу бричку налетел немецкий самолёт и сбросил на нас бомбу. Раздался сильный взрыв, возчика и лошадей убило, меня только ранило и контузило. Спустя некоторое время туда пришли местные жители - старик со старухой, что-бы взять мясо от убитых лошадей. Они увидели что мальчик ещё жив и забрали меня с собой. Дома они меня выходили. У них не было ничего, никакой еды, поэтому я у них не остался. В действующую армию я больше не попал.

Обычно мы совершали марши пешком. Преодолевали за день километров 20-30. И вот после таких трудных дневных переходов, когда все уже буквально валились с ног, командир писал донесение о марше и отдавал его мне, чтобы я доставил его в штаб. Все отдыхали, а я как самый молодой бежал в штаб который находился от нас за несколько километров. В полной темноте. Однажды даже промазал и чуть было не попал к немцам. Вовремя понял, что попал не туда. Я тогда был молод, и мог это делать.

Когда немцы оккупировали сальские степи, я жил у тётки на хуторе. Там немцев не было. Однажды я пошёл домой в станицу Пролетарскую. И вот, что я там увидел. Громко играла музыка, вдоль по улице гуляли разодетые барышни с немцами, а на стене я увидел большой плакат на котором был нарисован Сталин, кнутом загоняющий крестьян в колхоз. На улице я случайно встретил своего единокровного младшего брата Володю, которому в то время было года два или три, он взял меня за руку и повёл к своей матери, моей мачехе, но не домой а куда-то в другое место. Увидев меня она расплакалась и рассказала, что моего отца Макара расстреляли немцы а она сама прячется с Володькой у чужих людей. Ты домой не ходи - сказала она мне, а лучше возвращайся на хутор.