Начались будни фронтовой жизни. Мы, как разведчики, действовали ночью, а днем вели наблюдение на переднем крае. Основной «работой» был ночной поиск, т.е. непосредственное соприкосновение с немцами, установление слабых мест в обороне. Первое время нас постигала неудача, т.к. мы не имели навыка, а затем фронт стабилизировался и перейти передний край с каждым днём становилось труднее. Однажды, до установления линии фронта, удалось проникнуть в тыл к немцам, и мы даже захватили «языка» по неопытности на обратном пути попали под перекрестный огонь. Отделались двумя раненными, но «языка» не уберегли, он был тяжело ранен и уже наших окопах, не приходя в сознание, умер. Остались его документы — обер лейтенант фон Тим. После этого случая немцы усилили наблюдение за передним краем, и мы не могли беспрепятственно проходить в их тыл. Наши действия, как разведчиков, стали ограничиваться наблюдениями за передним краем, а чаще всего ночными вылазками, имитирующими наступление и вызывающими огонь на себя. Это делалась для того, чтобы выявить огневые точки противника. Однако, такие пассивные действия не удовлетворяли командование, а поэтому поступил категорический приказ достать «языка». К этому мы готовились около недели. Выбрали подходящий объект, установили за ним постоянное наблюдение. Однажды ночью пошли на выполнение задания. В группу захвата было назначено три человека. Мое и другое отделение обеспечивали выполнение задания. Наша задача состояла в том, чтобы группа захвата могла беспрепятственно дойти до объекта и выполнить поставленную задачу. В случае обнаружения группы мы должны прикрыть ее огнем и отвлечь противника на себя. Операция прошла благополучно. Группа захвата скрытно подошла к ДОТу сняли часового и стали отходить. Кому—то из группы захвата пришла идея подорвать ДОТ. Была использована противотанковая граната, которая взрывается с оглушительным треском. Это привлекло внимание немцев. Вначале вспыхнули осветительные ракеты затем поднялась и стрельба. Группам прикрытия пришлось вступить в действие и открыть ответный огонь. Но всё закончилось благополучно. Группа захвата с «языком» добралась до окопов. И мы отстреливаясь постепенно отошли в свои окопы. Потерь у нас не было. За эту операцию всем участникам был предоставлен трёхдневный, отдых в расположении медсанбата.
Всеобщее наступление на Сталинградском фронте планировалось на ноябрьские праздники 1942-го года. Командование приказало нам в составе всей роты кроме хоз. взвода, в ночь с 5-го на 6-е проникнуть в район кожзавода и закрепиться там. При начале наступления ударить немцам в тыл. И что удивительно — если до этого мы в составе небольших групп не могли перейти линию фронта, то сейчас целая рота бесшумно преодолела передовую и вышла в заданную точку. Связи с командованием, мы не имели, т.к. радиостанции у нас не было, а телефонную линию не протянешь. Мы по существу оказались предоставленными самим себе. Впоследствии это отрицательно сказалось на нашем положении. Весь день 6-го прошёл спокойно. Наше присутствие не было обнаружено. Утром 7-го в нашу сторону направилась группа немцев и мы были вынуждены обстрелять их. С этого момента кончилось спокойное пребывание на кожзаводе. Вначале немца против нас направляли небольшие подразделения, которые мы без труда отбрасывали на исходные позиция. К вечеру немцы ввели в бой значительные силы. Нас спасало то что, завод был старой постройки. Несмотря на то, что он был изрядно разрушен, но за его стенами мы имели хорошую защиту. Да и надежда что скоро начнется наступление поддерживало нас. С утра 8-го немцы, подтянув подкрепление, обошли нас и нам пришлось перестраиваться на круговую оборону. Появились раненые и убитые. Все попытки штурмовать нас были сравнительно легко отбиты. Боеприпасов было еще в остаточном количестве. К вечеру командир роты приказал экономить патроны и стрелять только прицельно.
Особенно тяжело пришлось 9-го, когда большая часть патронов была израсходована. В полдень немцы выкатили на прямую наводку пушку. Она успела сделать несколько выстрелов, но после того как орудийная прислуга была нами уничтожена стала служить только прикрытием. К вечеру немцами был вызван танк, который произвел всего единственный выстрел, и после того как близь него разорвались две противотанковые гранаты попятился, а затем развернулся и ушёл. Наступила ночь с 9-го на 10-е ноября. Положение сложилось критическое. Боеприпасов почти не остались. Продуктов питания и воды нет. Большая часть роты или были ранены, или убиты. Ночью был подсчитаны боеприпасы, уточнен личный состав. И того и другого было мало. Командир роты распорядился о размещении оставшихся на следующий день. Но здесь в его распоряжения вмешался капитан, представитель штаба бригады, сославшись на то, что он старший по званию (командир роты был старший лейтенант) приказал покинуть позиции. По его приказанию мы, разбившись на небольшие группы в 3-4 человека, стали пробираться через линию фронта в свое расположение оставив занимаемые позиции. Наша группа в составе трех человек легко добралась до передовых окопов. Когда приблизились к окопам нас на Русском языке окликнули: «Стой кто идет?» … Полагая, что мы достигли своих окопов мы не скрываясь ответили: «Свои, свои … не кричи браток!» … в ответ грянул винтовочный выстрел. Бросив гранату, которая разорвалась в траншее мы бросились вперед. Оказалось, что мы били лишь на второй линии немецких окопов. Окрик и выстрел часового, а затем разрыв гранаты всполошил немцев. На наше счастье мы оказались в промежутке между первой и второй линиями окопов. Немцы, боясь поразить своих, открыли бес прицельную стрельбу, а нам терять было нечего и мы, расстреливая последние патроны и бросая оставшиеся гранаты бежали к своим. Наш прорыв помог и остальным группам благополучно перейти линию фронта. Вернулось нас очень мало. Вышел и командир роты его тут же взяли под стражу и предали суду военного трибунала согласно приказа 227 («Ни шагу назад» ...) ему грозил расстрел. Только наши показания о вмешательстве в действия роты какого-то капитана спасло ему жизнь. Он был разжалован и оставлен в роте рядовым бойцом. Вскоре он получил ранение, направлен в госпиталь и о дальнейшей его судьбе мы ничего не знаем.