Для человека несведущего не совсем понятной будет и запись «…сп, ВГ1656». «Сп» — это стрелковый полк, но не указан номер. «ВГ1656» — это военный госпиталь №1656, значит, умер в госпитале от ран. Почему же я хочу рассказать о нем, как о части военной истории и военной славы Раменского района? Потому что, прочитав его наградной лист, считаю, что таким бойцом должны гордиться не только его родные, но и все те, кто считает себя раменчанами. Из наградного листа на представление к награждению медалью «За отвагу» Владимира Яковлевича Паршуткина, красноармейца, стрелка взвода пешей разведки 475-го стрелкового полка 53-й стрелковой дивизии. Год рождения – 1924, русский, беспартийный, в Красной Армии с 1942 г. Ранений и контузий не имеет, ранее не награждался, призван Раменским РВК Московской обл. (домашний адрес в наградном листе скрыт в соответствии с действующим законодательством). Краткое изложение подвига: «Тов. Паршуткин добровольно вступил во взвод пешей разведки и за время пребывания в нем не раз проявлял геройство и мужество. 28 февраля взвод пешей разведки выполнял ответственную боевую задачу. Тов. Паршуткин метким огнем из автомата уничтожал фашистов, а когда кончились патроны, бросился в атаку и прикладом уничтожил 4-х фашистов. В ночь с 10 на 11 февраля тов. Паршуткину было приказано разведать место нахождения вражеского ДЗОТа, тов. Паршуткин не только разведал его место нахождения, но и уничтожил солдат, находившихся в ДЗОТе. Это дало возможность группе под командой комиссара полка бат. комиссара Крылова без потерь выйти из вражеского кольца. В настоящее время тов. Паршуткин находится во взводе пешей разведки. За проявленное мужество и отвагу достоин представления к правительственной награде». Представление подписали командир 475-го стрелкового полка майор Рогов и военком полка ст. политрук Зотов. 21 марта 1942 г. представление подтвердили командир 53-й стрелковой дивизии полковник Наумов и комиссар Гордиенко, а 13 апреля командующий 43-й армией генерал Голубев и член Военного Совета армии дивизионный комиссар Шабалов. В тот же день приказом по войскам 43-й армии №012 Владимир Паршуткин был награжден медалью «За отвагу». Медаль «За отвагу» была особо почитаемой среди солдат, так как награждались ею не по совокупности заслуг, а за личное мужество и отвагу. Согласно наградному листу Володя Паршуткин начал воевать с 1942 г. В декабре 1941 г. его дивизия, занимая оборону в 30 км от окраины Москвы, с 7 декабря 1941 г. перешла в наступление и продвинулась на 60 км, была остановлена в 12 км от Малоярославца и вела тяжелые бои за город до начала января 1942 г. 15 января 1942 г. она освобождает Медынь. Впоследствии в составе 43-й армии дивизия участвовала в неудачных попытках пробить коридор к окруженной в районе Вязьмы и там погибшей 33-й армии. Когда в 42-м, с какой маршевой ротой в нее прибыл Паршуткин — неизвестно, но уже в первой половине февраля он совершает свой первый подвиг, а через полмесяца — второй. Подвиги, которые мог совершить только отважный, дерзкий, физически подготовленный воин. Сколько же ему было лет? В наградном листе годом рождения указан 1924 г., но есть другой документ – список умерших в госпиталях Южно-Уральского военного округа. В одном из них есть запись о смерти Владимира Яковлевича Паршуткина, мл. сержанта, командира отделения 475-го стрелкового полка, но 1925 г.р. Он умер 19 июня 1942 г. в военном госпитале №1656 от остеомиелита левого бедра и перелома левого бедра, глубокой флегмоны мягких тканей бедра после сквозного пулевого ранения. Был похоронен на городском кладбище г.Чкалов, сейчас — Оренбург. Это было мучительное ранение – гнойное воспаление костей и мягких тканей, которое сопровождалось постоянной болью. Видимо, его доставка с передовой в армейский или фронтовой госпиталь была слишком долгой, тяжелая рана не была своевременно обработана и остановить развитие остеомиелита не удалось даже в тыловом госпитале, где уровень медицинской помощи был значительно выше. В Чкаловском госпитале он находился с 7 апреля 1942 г., а значит, был ранен в середине или второй половине марта. Таким образом, на момент смерти ему было всего 17-18 лет. Младший сержант, командир отделения полковых разведчиков, кавалер «Отваги», особо уважаемой у окопников медали. Довоюй он до Победы, мог бы вернуться Героем. Есть у него еще одна интересная запись — о военкомате призыва: «МК ВЛКСМ». Это не военкомат, это Московский комитет ВЛКСМ, а значит, Володя Паршуткин ушел на фронт по комсомольскому набору. В первые месяцы войны людские потери на фронтах были огромными, и резервов установленных призывных возрастов с 1905 по 1918 гг. просто не хватало. Впоследствии возрастной диапазон расширили, но параллельно шел набор добровольцев из числа не подлежащих по возрасту или другим причинам категорий. Комсомольский набор, а это в основном были те, кому еще не исполнилось 18 лет, направляли в первую очередь на комплектование десантных и лыжных частей, подразделения истребителей танков, летные школы, то есть в «элитные» части. Видимо, с таким набором и попал в разведчики 17-летний физически развитый, отчаянный парень из Раменского. Конечно, молодые жаждали подвигов, вот только кроме силы и лихости от них требовалось гораздо больше. В первую очередь — не геройствовать, чтобы и задачу выполнить, и других не подставить, и самому живым остаться. Ветераны-разведчики вспоминали, каким премудростям учили их опытные бойцы. Нужно было уметь прятаться самому и находить спрятавшегося противника. Быть хитрым, но не трусливым. Учили преодолевать нейтральную полосу, чтобы не напороться на мину, не выдать себя и не подставить группу под немецкий огонь. Учили действовать в группах захвата и обеспечения, когда первые в короткой схватке в окопах противника берут «языка», а вторые прикрывают их отход. Нужно было уметь надежно блокировать входы в блиндажи и ДОТы, организовывать засады самим и не попадать в засады немецкие. Учились подолгу скрытно наблюдать за противником, бесшумно передвигаться. Не менее важным было и знание противника, его характера, привычек. Сложной была наука полковой разведки, и там не было «двоечников» — они погибали в первых же поисках. Потом начиналась практика. Ветеран-разведчик Г.З.Кац вспоминал: «Для начала могли взять новичка в передовую траншею и дать ему возможность поползать немного на «нейтралке», так сказать, «пообвыкнуться». Главный критерий доверия для нас был следующий — мы должны были быть уверены, что новичок не бросит раненого товарища на «нейтралке» под немецким огнем. Есть еще один аспект, характеризующий братство разведчиков и являющийся предметом нашей гордости. Никогда мы не оставляли своих убитых и раненых у немцев. Любой ценой, любыми усилиями своих павших мы уносили к себе и сами хоронили. Не давали немцам надругаться над телами товарищей. Несколько раз были ситуации, что группа обнаружена при отходе и наполовину выбита. Или ты своего тяжелораненого товарища вытащишь, или «языка», который позарез нужен командованию. Для нас дилеммы не было. Немца убивали и тащили своего раненого товарища к нашим. С нами ничего не могли поделать. Ругали нас: «Почему «языка» кончили?!» Но все начальство понимало, что это наш закон и никакие небесные кары не заставят нас его преступить… Немцы тоже знали, что мы всегда придем за телами убитых товарищей. Ползешь по «нейтралке». Осветительная ракета в небе. Видишь, как на колючей проволоке висят тела твоих убитых друзей, знаешь, что там немцы засаду устроили или трупы заминировали, — все равно ползешь вперед. Всех своих убитых мы похоронили сами. Если бы такого не было, то добровольцев, желающих воевать в разведке, было бы намного меньше. Все страхи исчезали в то мгновение, когда переваливаешься через бруствер и ползешь в немецкую сторону. Здесь все, тело и разум, работает «на автомате», разведчик превращается в слух и внимание, места для других эмоций и переживаний не остается. До поиска разные мысли были: и страх, и даже иногда жалость к себе. Но никто не питал иллюзий по поводу — выживет или нет. Люди шли на задание, зная, что только они способны его выполнить. А цена жизни на войне — медный грош. К мысли о скорой смерти быстро привыкаешь, а воевать эта мысль мешает только слабым духом. Часто страшно становилось уже после выполнения задания. Прокрутишь все случившееся, как кинопленку, назад, и просто голова кругом идет — как выжить удалось?!» Вот к этой элите бойцов и принадлежал уже не юнец, а юный воин Владимир Паршуткин. На третий месяц своей войны уже командир отделения, младший сержант. Значит, был признан своим, с которым в разведку идти можно. Есть еще один вопрос. Нашла ли его награда. Могу предположить, что как раз после ранения его к ней и представили, а приказ состоялся 13 апреля, когда он был уже в тыловом госпитале. Многие ветераны вспоминали, что были представлены к наградам, но убыв по ранению, их не получили. Может, не знают о ней и его родные? Военный госпиталь №1656 на 770 коек размещался в главном корпусе Чкаловского пединститута (сейчас — Оренбургский государственный педагогический университет) на ул.Советской, д.19. В целом за военные годы госпиталь на станции Оренбург принял 224 военных санитарных поезда с 22424 ранеными, к местам дальнего лечения направили 20291 человек. В одном из этих поездов прибыл туда и Володя Паршуткин. Уверен, что врачи сделали все, что могли, но даже его молодой, крепкий организм не смог побороть последствий ранения. В городе размещалось более 20-ти военных госпиталей, где находились на излечении раненые с многих фронтов. Большинство после лечения возвращалось в действующую армию, а тех, кого спасти не удалось, хоронили на городском кладбище Чкалова (Оренбурга). В 1967 г. на пр.Победы у братских могил умерших советских воинов был сооружен обелиск и зажжен Вечный огонь. На обелиске мраморная доска со словами: «Воинам, отдавшим жизнь за свободу и независимость Родины в Великой Отечественной войне 1941-1945 годов». По обеим сторонам площади находятся небольшие гранитные пьедесталы, на которых высечены слова: «Здесь захоронены воины, умершие от ран в госпиталях Оренбурга». Полного списка умерших нет. Дома у Володи Паршуткина оставался брат, Д.Я.Паршуткин, который жил на ул.Дунайская, в документах о смерти – «Дунаевская, Б (или В)».