ЧЕЛЮСКИН  НИКОЛАЙ  БОРИСОВИЧ (1915-1942), 
сын орловского дворянина, бывший артист, зафронтовый разведчик.
 Подлинную фамилию разведчика знали лишь несколько человек, готовивших его к переходу за линию фронта. Для всех он был Борисов (оперативный псевдоним — «Зимовщик»).
Для выполнения задания Центра он был переброшен в немецкий тыл 25 марта 1942 года в районе действий 61-й армии. В прифронтовой Елец прибыл в феврале. Вручил начальнику УНКВД по Орловской области предписание на имя Борисова.
Перед ним была поставлена задача внедриться в полицию, вести военную и политическую разведку. Он не был кадровым сотрудником органов госбезопасности. Как и многие из молодежи того времени, хотел воевать на фронте, понимая, какая страшная угроза нависла над страной. Но неожиданно предложили отправиться для выполнения разведывательного задания в фашистский тыл. Местом для оседания был выбран его родной Орел.
В предписании сообщался пароль для связи с «Зимовщиком». Времени на подготовку было мало. Тщательно прорабатывалась каждая деталь его «биографии». Уточнялся маршрут от места выброски самолетом, а также план действий на случай задержания и ареста.
С ним работали опытные контрразведчики Г. М. Брянцев, И. Д. Сидоров и Н. И. Селифонов. И хотя инструктаж он получил еще в Москве, все понимали, что малейшая неточность может привести к провалу.
Легенда базировалась на его родословной. В ней говорилось об отце, Борисе Николаевиче, лишившемся поместья, нелегком детстве, омраченном неприязнью к выходцу из «социально чуждой среды», арестах и обыс­ках в доме родителей и расстреле отца. Все это было правдой и вписывалось в биографию Челюскина.
По-настоящему легенда начиналась с рассказа о «дезертирстве» и намерении добраться до родных. В Орле проживала его мать, Юлия Александровна, и другие родственники, что придавало легенде особую ценность.
Кто-то из начальства наложил резолюцию: «Легенда составлена собственноручно «Зимовщиком» перед уходом в Орел. Её следует направить в 4-е Управление НКВД. Уж больно она антисоветская. Надо проверить». Центр отверг перестраховку: Челюскин сделал сознательный выбор и следовал ему до конца.
Незадолго до отъезда из Москвы он передал в НКВД письмо следующего содержания: «На днях я отправляюсь на разведработу в тыл врага моей Родины. Я прекрасно сознаю трудности и опасности выполнения предстоящей мне работы. Это задание я обещаю выполнить. В городе Молотовске (ныне — Северодвинск) осталась моя семья, которую я очень люблю: жена — Плотникова Тамара и дочь Галя шести лет. Если только это возможно, я буду просить оказывать им необходимую помощь в трудные для них минуты. Мне не удобно просить об этом, но семья — это одно из самого моего родного…».
Связь с ним должны были держать орловские чекисты. Шло время, но «Зимовщик» молчал. Москва беспокоилась. 10 апреля 1942 г. в Елец пришла телеграмма: «Информируйте о «Зимовщике». Как организована связь с ним?» Однако, предпринятые попытки разыскать его оказались неудачными. Исчез направленный к нему на связь курьер «Марат». Центр настаивал: «Прошу принять меры к розыску и установлению связи. Для этого необходимо использовать возможности оперативно-чекистского отдела партизанских отрядов юго-западных районов Орловской области, направив оттуда связника».
Что же с ним произошло? Подорвался на мине? Погиб от шальной пули? Расстрелян зондеркомандой?
Между тем, он был жив. По пути к Орлу его останавливали немецкие патрули. Дважды легенда сработала, а в третий раз не повезло. Его долго допрашивали, требуя признания в связях с партизанами. Угрожали расстрелом, а затем отправили под конвоем в Орел, где к допросам приступили уже сотрудники тайной полевой полиции (ГФП).
Вскоре связная чекистов сообщила: «В камере № 39 (напротив 49-й, в которой содержалась я) в конце марта 1942 г. сидел Челюскин, бывший артист, и часто пел песни. Его освободили после меня».
Освободили не сразу. Офицер ГФП Адольф Кролик с немецкой педантичностью перепроверил биографию Челюскина и, лишь убедившись, что он действительно из дворян, выпустил его из камеры, посоветовав «честно трудиться на благо Германии».
Челюскин приступил к выполнению задания. Уже в мае 1942 г. он «трудился» в должности начальника паспортного стола полиции. Связь была восстановлена и добытая оперативная информация уходила в Центр. В июле он, по воспоминаниям матери, обронил фразу в кругу родных: «Сегодня будет налет на район Полесской улицы». И действительно — вечером застучали немецкие зенитки. На другой день бомбардировка повторилась — было уничтожено большое скопление боевой техники оккупантов.
Установив связь с подпольщиками, он с риском для жизни регулярно снабжал их немецкими документами. Сколько людей с выправленными им аусвайсами ушло к партизанам, сколько было спасено бежавших из плена — никто не знает, не считали. Но достоверно известно — он помогал патриотам подполья вплоть до своего ареста.
Фашистский террор вызвал яростное сопротивление. В Орле действовало не только организованное подполье. Стихийно, по зову сердца, возникали патриотические группы, совершавшие акты возмездия и активно боровшиеся с ненавистным оккупационным режимом.
Не дремали и фашистские спецслужбы. По городу рыскали их осведомители и агенты-провокаторы. Им удалось выследить группу патриотов, работавших в полиции. Это был тяжелый удар по созданной Челюскиным резидентуре в самом логове оккупантов. Арестовали полицмейстера Василия Головко, полицейских Дмитрия Сорина и Павла Кунце. Начались аресты участников других подпольных организаций.
В сентябре 1942 г. сыскная полиция вышла на Челюскина. Вскоре он был арестован. Впереди были пытки и смерть…
Когда связная чекистов пришла в очередной раз на явку для получения аусвайсов, ей сообщили, что Челюскин арестован по доносу предателя «за выдачу немецких пропусков партизанам».
То, что нацистские спецслужбы использовали метод провокаций, известно. Прибегали они к нему и в Орле. Абвер, СД, ГФП и сыскная полиция были нацелены на выявление и ликвидацию малейших очагов сопротивления.
Патриотам противостоял жестокий, коварный, профессионально подготовленный аппарат, изощренный в агентурной работе. Этим во многом объясняется трагическая судьба орловских патриотов, неискушенных в конспирации.
Нередко применялся и такой подлый прием, как распространение слухов о мнимом сотрудничестве известных участников подпольных организаций с оккупантами. При этом преследовалась цель разложения патриотического сопротивления, внесения подозрительности и недоверия в его среду.
Нельзя исключать, что жертвами такой провокации были люди, от которых Райхман получил информацию о Челюскине. Но как опытный контрразведчик, он не мог не знать о методах работы гитлеровских спецслужб, и поспешно выдавать непроверенные сведения за достоверные с его стороны было непрофессионально и опрометчиво. Странно также, что его безымянные собеседники не сообщили о казни Челюскина, хотя об этом было известно многим. Предателей гитлеровцы не уничтожали, а активно использовали в своих интересах. Добиваясь от Челюскина признания в связях с советской разведкой, вряд ли они упустили бы возможность использовать его в оперативной игре с противником. Агентурных донесений и иных документов, подтверждающих утверждения Райхмана о предательстве Челюскина, в архивном фонде Управления ФСБ по Орловской области не обнаружено.
Настоящим провокатором, внедренным в подпольную организацию «Ревком», оказался Василий Арсенов, завербованный в лагере военнопленных начальником абвергруппы-107. В доверие к подпольщикам он вошел как «разведчик Брянского фронта Шестаков» (архивное уголовное дело № 8899-П).
7 февраля 1943 гола арестовали почти всех участников «Ревкома». Большинство из них расстреляли. Лишь немногие оказались в концлагере, а выжили единицы. Руководивший операцией криминал-комиссар Ганс Герман Кох, начальник орловского отделения СД, доложил в Главное управление имперской безопасности о «ликвидации крупной банды, готовившей удар в спину германской армии». Подчеркивал, что успех операции обеспечил агент, вошедший в руководство «Ревкома». В ноябре 1945 года Кох был арестован контрразведкой СМЕРШ и дал показания о деятельности отделения СД в Орле, в том числе об Арсенове (Шестакове) и других предателях, повинных в гибели патриотов. По приговору военного трибунала палач был расстрелян. Арсенов (Шестаков), получивший за предательство звание обер-лейтенанта германской армии и возглавивший подразделение абвергруппы-107 в поселке Локоть, 14 марта 1952 года также был приговорен к высшей мере наказания — расстрелу.
Самые убедительные свидетельства о мужестве, стойкости и патриотизме Челюскина исходят, как это ни странно, от человека, арестовавшего и отправившего его на смерть.
Речь идет о бывшем начальнике Орловской сыскной полиции («русского гестапо») Михаиле Букине, арестованном в 1957 году. Из протокола допроса Букина: «В середине сентября 1942 года тайный агент сообщил, что в Орле проживает Челюскин, который переброшен в тыл немцев со специальным заданием. Я поручил подчиненным проверить и собрать дополнительные данные о Челюскине. В результате было установлено, что Челюскин работает в паспортном отделе городской полиции и до этого непродолжительное время содержался под арестом в комендатуре. Получив эти сведения, я принял решение арестовать Челюскина. После ареста я лично его допрашивал, однако, на допросах он отрицал свою принадлежность к советской разведке. Не добившись результатов, я передал его дело немцам из СД…».
Однако Букина не оставляло желание добиться от Челюскина нужных показаний. Он решил сыграть на его дворянском происхождении и памяти о репрессированном отце. С этой целью провел очередной допрос в присутствии матери разведчика.
Из протокола допроса Букина: «Я убеждал его в присутствии матери, чтобы он признался, с каким заданием прибыл, назвал лиц, с которыми связан, и другие сведения, интересующие немцев. В этом же я убеждал и мать Челюскина…».
Такие свидания-допросы Букин устраивал трижды, но разведчик по-прежнему не шел на предательство. Допросы сопровождались избиениями и пытками. Его истязали в тюрьме на улице Черкасской, 51, где размещалась сыскная полиция. Букин не понимал, почему «эти люди дворянского рода так неразумны», так же как не мог понять, зачем орловский немец Павел Кунце, отца которого также репрессировали большевики, пошел против немецких «единокровных» властей.
Из показаний бывшего агента полиции Первых: «Я был очевидцем, когда Букин непосредственно в здании сыскного отделения арестовал своего секретаря Сорина Дмитрия, который занимался изготовлением и распространением по городу Орлу листовок с призывом бороться против немцев. Чуть позже были арестованы полицмейстер Головко и начальник паспортного стола Челюскин. Вскоре был арестован полицейский Кунце Павел. Мне лично приходилось слышать крики Головко и Челюскина, когда их поодиночке приводили на допрос к немцам из СД. У выходившего из кабинета немца-переводчика Кунце Отто в руках был резиновый шланг. Когда в кабинет заходил Букин, то в это время раздавались крики избиваемых Головко и Челюскина. Головко вскоре умер от побоев, а Челюскина расстреляли…».
В надежде захватить возможного связника Челюскина Букин организовал на его квартире засаду. Однако, никто не пришел, и засада была снята. В ходе повторного обыска в сарае был обнаружен сверток с бланками немецких документов. Используя эту находку, Букин в очередной раз попытался добиться от Челюскина признаний. И снова безус­пешно. Избитый и окровавленный разведчик молчал.
Из протокола допроса Букина: «Эти мои старания ни к чему не привели. Челюскин ни в чем не признался» (архивное уголовное дело М. И. Букина).
В конце декабря 1942 года сотрудник СД Ганс Кох, Бунгер и Отто Кунце увезли его на расстрел.
Могила его неизвестна. Ему было 27 лет…
Из «Акта Советской районной комиссии г. Орла по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков о расстреле немцами подпольщика Н. Б. Челюскина» от 12 января 1945 года: «…25 декабря 1942 года немецко-фашистскими извергами действительно был расстрелян Челюскин Николай Борисович, 1915 г. р., проживавший по Октябрьской улице, дом № 34б. Челюскин был прислан Москвой в г. Орел для ведения подпольной работы, но был выдан немецким властям».
В аналогичном акте Орловской городской комиссии от 27 января 1945 года сообщается: «…За работу в пользу Советской власти были немцами также расстреляны: …Челюскин Николай Борисович (1915 г. р.)…».
Из сообщения газеты «Орловская правд» от 27 ноября 1957 г.: «С июля по ноябрь 1957 г. в Орле проходили открытые судебные заседания по делу М. И. Букина, который во время оккупации немецко-фашистскими захватчиками являлся начальником сыскного отделения Орловской городской полиции. В суде многочисленные свидетели подтвердили причастность Букина к гибели многих советских патриотов-подпольщиков, действовавших в тылу врага, жителей города. По приговору суда Букин был расстрелян как изменник Родины».
В пенсионном деле Челюскина есть справка о назначении пенсии его дочери — Челюскиной Галине Николаевне, 1935 г. р., с 1 января 1944 года и прекращении выплат с 07 августа 1953 года, т. е. до совершеннолетия. Жена разведчика Тамара Николаевна, бывшая актриса Орловского обл­драмтеатра, в 1957 голу работала в бюро контроля переводов и проживала в Орле. Последний раз она видела мужа 13 января 1942 года. Перед отъездом в Москву он сказал ей, что уходит во вражеский тыл. Война разлучила их навсегда.
Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 14 февраля 1966 года Челюскин Николай Борисович посмертно награжден медалью «За отвагу»: «За мужество и отвагу, проявленные в борьбе против немецко-фашистских захватчиков в период Великой Отечественной войны».