Автор этих строк, черноморский моряк, гвардии старшина 1 статьи Никита Павлович Босенко.
Его биография не представляет исключения. Как и тысячи сынов Украины, он родился и вырос в селе, учился, работал в колхозе. Когда пришло время, пошел служить во флот.
Во время войны, Босенко честно выполнял свой долг. Родина отметила его заслуги орденом Красного Знамени, медалью Нахимова, медалью «За боевые заслуги», медалью «За оборону Севастополя», медалью «За оборону Кавказа» и медалью «За победу над Германией».
Сегодня мы печатаем некоторые записи из его дневника.
От автора: Ещё до войны, случайно, купил я толстую тетрадь в блестящем клеенчатом переплете. Долго, не находя применения, лежала она в моем рундуке. И верно долго бы ещё пролежала бы, но началась война, и я решил записывать в неё впечатления от событий, свидетелем которых мне довелось быть.
Долгих, четыре года бродила со мной тетрадь. Мокла в воде. На многих её страницах расплылись большие фиолетовые пятна. Горела в огне. Но сохранилась и поэтому особенно дорога для меня.
Записи, которые я вносил в свою тетрадь, не предназначались для печати. Делал неточно, бессистемно, урывками, часто без указаний чисел, когда происходило, то или иное событие.
Так и передаю их в редакцию
* * *
…..Война!
Узнал об этом в поезде. После трех лет службы на флоте, первый раз ехал в отпуск, в родное село Турья. Оставалось всего сорок километров. Но подъехал к станции Басы увидел толпу, сгрудившуюся у динамика, выставленного в окно дежурного по станции. Говорил Вячеслав Михайлович Молотов. На нашу Родину напали немецкие фашисты.
Я вынес свой чемодан и скоро уже поезд мчал меня обратно в Севастополь.
Прощайте родные края! Недовелось обнять старую маму, поговорить с братьями, погулять с девчатами и товарищами в голубые украинские ночи…
Значит надо драться так, чтобы скорее разбить врага, вернуть мир и покой родной земле и тогда вновь приехать на Родину.
На третий день, по приезду в Севастополь, наша лодка вышла в боевой поход, - кажется, первой среди других лодок Черноморского флота. Задача – разведать проходы во вражеских минных полях.
Сначала все шло, как обычно.
На море гуляла волна. Едва лишь вышли из бухты, лодку стало покачивать.
Потом командир скомандовал погружение. Качка кончилась. Ровно гудели моторы. Час за часом лодка шла вперед, на Запад. Командир изредка поднимал перископ, осматривал горизонт и давал мне поправки.
Потом мы спустились на глубину. Теперь перископ был бесполезен. Стали всесильными – штурман, обложившийся картами, да компас, поблескивающий передо мной неярким своим светом.
Лодка продолжала идти вперед… И вдруг, откуда то, с носа послышался странный скрежет. Сначала тихо, потом все сильней и сильней. Казалось, что кто-то ведет по корпусу острым скребком, очищая его от краски.
Все недоуменно переглянулись, а командир спокойно сказал: «Минреп». Мы вошли в минное поле, и корпус лодки цеплялся за стальной трос, удерживающий мину на глубине. Значит, где-то над нами, покачивался в тот момент черный стальной шар, начиненный взрывчаткой. Если высоко, то это еще, куда не шло, а вдруг всего лишь в нескольких сантиметрах над лодкой? И в любую минуту, когда минреп, зацепившись за шов, натянется, мина коснется корпуса, и мы взорвемся…
Неужели погибнем, так и неуспев ничего сделать в войне?
Признаюсь, у меня все похолодело. Верно, я побледнел, так же как мой напарник. Громадным напряжением я заставил себя перебороть страх. Видимо мне удалось это сделать, так как командир, наблюдавший за указателем курса не сделал замечания… А если бы я волновался, то лодка обязательно завиляла.
Потом минреп скрежетал и уже один за другим и то с одного, то с другого борта. Но впечатление было далеко не таким, как от первого. Оказывается ко всему можно привыкнуть.
Проход завершился благополучно. Задание выполнили. Но потопить не один вражеский корабль не удалось. А все, признаться, мечтали об этом.
* * *
Вот она первая победа!
Произошло это в третьем походе.
Наша лодка, как и прежде, прошла сквозь минные поля к одной из вражеских баз и затаилась у самого выхода из бухты из бонновых заграждений.
Мучительно долго тянется время, когда приходится ждать. Минуты подобны часам. В лодке наступает напряженная, гнетущая тишина.
Разговаривать громко нельзя. Большинство ребят сидят и молчат, думают… О чем? О доме, о друзьях, с кем простились на пирсе, о любимых…
А кругом тишина. Только размеренно стучит репетитор гирокомпаса, да вахтенный офицер быстро поднимает перископ, осматривает горизонт и тотчас спускает его вниз.
Так проходят часы и часто все ожидания идут в пустую…
Но на этот раз…
Лейтенант Хаханов, после очередного поднятия перископа приказал вызвать командира. Тот прибежал прежде, чем ему доложили. Видимо, он так же, как и все мы с нетерпением ждал, когда же, наконец, будет цель. Он на секунду поднял перископ и скомандовал: «Торпедная атака». Все пришло в движение. Честное слово у меня даже руки дрожали от возбуждения. Неужели мы сейчас выпустим торпеду по кораблю врага!
Между тем команды следовали одна за другой и наконец, кратко: «Пли!». Лодка слегка дрогнула – торпеды вышли и через несколько минут услышали взрыв.
Торпеды наши, торпеды попали!
Мы кинулись пожимать друг другу руки, целовались, что-то говорили. Командир прекратил наш неуместный восторг. Лодка вновь влезла в минные поля и пошла к родным берегам. Через полчаса за кормой послышались взрывы глубинных бомб.
Молодец командир эти бомбы предназначались для нас, но нанесли вред рыбам, да медузам.
Командир поздравил нас с победой, сообщил, что потоплена подводная лодка противника и в конце добавил: «Но главное не зазнавайтесь. Нам надо сделать в сто раз больше».
Правильные слова: «Сделать в сто раз больше…».
* * *
Светло, желтые стены… Белые скатерти на столах и тумбочках… Яркий солнечный день в широком окне…
Госпиталь. Здесь я уже около двух месяцев. Но только первый раз взял карандаш и делаю запись в свою, неведомо как сохранившуюся тетрадь. Пишу, но буквы получаются большие как каракули первоклассника, сжать карандаш ещё не могу. Молодая кожица на пальцах не окрепла и очень болит.
Я весь обгорел.
Случилось это при следующих обстоятельствах:
Немцы блокировали Севастополь. Уже более шести месяцев красноармейцы и краснофлотцы отстаивали столицу черноморских моряков. Громадными усилиями, немцам все же удалось настолько сжать кольцо блокады, что наши подводные корабли уже больше не в состоянии прорываться в осажденный город. Его защитники стали терпеть острую нужду в боеприпасах и продовольствии. Когда задачи снабжения гарнизона возложили на группу подводных лодок. В их число попала и наша лодка. Мы выгрузили торпеды и вынесли на берег все, без чего можно было обойтись и грузили ящики с минами, патронами и консервами, заполняли цистерны бензином, который так нужен был в Севастополе для танков и самолетов.
Лодка в эти дни мало походила на боевой корабль. Всюду ящики, мешки, свертки. Воздух насыщался парами бензина…
Это и подвело. От случайной искры электромотора в кормовых отсеках вспыхнул пожар. Но пожар не обычный. Горел не один, какой либо предмет, погасив который пожар можно было ликвидировать. Горел воздух… Гигантская огненная лавина, пронеслась по отсекам, пропадала. Потом возникала вновь. И если на пути её встречался человек, то костюм, в котором он был одет, сохранялся лишь до первого движения, а потом осыпался пеплом. Тело тотчас краснело и начинало мучительно болеть. Человек обгорал. И все-таки моряки нашли в себе силы думать, прежде всего, о родном корабле, а не о себе.
Лодка была спасена.
Смертью героев погибли рулевой Иванов, старшина трюмных Коссылев. Многие обгорели, в том числе и я.
* * *
Если бы это рассказал мне самый ближайший и верный друг, то и тогда я усомнился в правоте его рассказа, это правда. Только лишь по левому борту в корпусе лодки 253 вмятины, она напоминала собой в каком-то роде меха гармошки и все-таки своим ходом пришла в базу.
В этот раз мы несколько дней пробыли на позиции, выискивали корабли противника. Однако, безрезультатно. И вдруг сигнальщик доложил: «На горизонте дымы». Долгожданные корабли шли. Мы начали сближаться и скоро командир вышел в атаку. Торпеда точно поразила самый крупный из кораблей вражеского конвоя. Тотчас на нас накинулись катера. Бомбы рвались со всех сторон. Мы опустились на грунт, но глубина была всего лишь семнадцать метров. К несчастью, одной из близко разорвавшихся бомбу нас сорвало верхний рубочный люк. В боевую рубку хлынула вода. На поверхность стали всплывать сигнальные флаги, деревянные ящики. Все что имело из них положительные плавучесть, устремилось вверх и почти точно указало врагу место нашего погружения. Я говорю - почти точно.
Течением вещи чуть, чуть сносило в сторону и бомбы, которые враг не жалел, рвались все же в стороне. И все же нам досталось крепко. Казалось десятки гигантских молотков било по корпусу. Он стонал, гудел, прогибался, но выдерживал это гигантское напряжение. Советская сталь была крепче вражеских бомб.
Когда основной груз бомб был сброшен, один из катеров спустил металлоискатель и стал бороздить море. Он отыскал нас, установил вешки, топом по азбуке Морзе стали выстукивать приказ: «Живым сдаться». Не получив ответа противник решил, видимо, что лодка со всем экипажем погибла. Сбросив, все же для верности ещё одну серию бомб, вражеские корабли ушли.
Между тем мы были живы. Но положение было очень тяжелым. Центральный отсек заполнился водой. Лишь у самого потолка, воду сдерживала воздушная подушка. Семь часов стояли мы на столах, на приборах и все же по горло в воде. В пятом отсеке прорвало цистерну с горючим и чудо, хлынул соляр. Краснофлотцы собирали его в банки, миски, кружки. Это и помогло нам дойти до базы.
…Наступила ночь. Старшина Пустовойченков включил водоотливные системы и осушил лодку.
Мы всплыли и принялись за ремонт. Утром мы вновь погрузились. Следующая ночь вновь ушла на ремонт. А когда вновь потемнело – это была уже третья ночь, - мы своим ходом пришли в базу. И вот, лодка, напоминающая чем-то меха гармошки, вся во вмятинах и царапинах… Но живая!
Большое, душевное спасибо нашим искусстникам – сталеварам, сварившим такую чудесную сталь! Большое спасибо нашим судостроителям, построившим такие прекрасные корабли. Низкий поклон и великое спасибо нашему советскому народу, вооружившему своих моряков такой замечательной боевой техникой.
* * *
Наши войска изгнали немцев из Севастополя!
Мы узнали об этом в море и решили отсалютовать новой победе Красной Армии боевыми торпедами.
На дно пошла немецкая десантная баржа.
* * *
Опять в поезде еду в отпуск, прерванный войной, пять лет назад.
Только, что миновали станцию Басы, где я слушал в 1941 году речь товарища Молотова.
В окне мелькают знакомые места и бескрайние степи, с редкими зелеными островками балок. По полям здесь и там ходят тракторы, лошади. Колхозники сеяли жито.
Мир вернулся в родные края и безмерное счастье сознавать себя членом армии, отстоявшей счастье и свободу своей страны
Был награжден Орденом Красной Звезды, Орденом Красного Знамени, медалями "За Боевые заслуги" - 2 шт,  "За оборону Севастополя",  "За оборону Кавказа", "За оборону Одессы", "За оборону Болгарии"