В этом рассказе отражен не только путь через войну солдата Андрея Петровича Пядова, отца жительницы Крайстчерча Ирины Звягиной, которая родилась в Воронеже в сентябре 1945 года.

Читайте здесь историю ее семьи, сохранившую такие живые воспоминания о днях, проведенных под фашистской оккупацией, что происходившее и сейчас встает перед глазами по описанию  Ирины. Видишь повешенных горожан, подростков, чудом ускользающих из лап оккупантов, героизм медработников, тайком лечивших и спасавших людей. А то, что происходило с членами ее семьи увидишь не во всяком фильме. Поэтому такие воспоминания представляют особую ценность для создания исторической картины происходившего на оккупированных территорияхх Советского Союза во время Великой Отечественной войны.

Рассказывает Ирина Андреевна Звягина:

"Уже 7 июля 1942 года немецко-фашистские войска  заняли  правобережную часть Воронежа. Мой отец был на фронте, а вся семья оставалась в Воронеже.

Линия фронта проходила по центральным улицам города и по реке Воронеж, разделяющей город на правобережную и левобережную части[1]. После вступления в город немцы сразу же стали наводить "новый порядок".  На центральных улицах города и при входе в Первомайский сквер фашисты на столбах повесили  людей с табличками "партизан", и для устрашения  горожан трупы долго не снимали. Начались бесчинства, насилие, грабеж и убийства... Наша семья жила в самом центре города и все это происходило на их глазах. 

Буквально накануне, за день до вступление немцев в город, многие пытались уйти из Воронежа. Попытались это сделать и семьи моих родителей: мама - Степанида Васильевна Пядова в возрасте  31 года, с тремя детьми – 12-летней Раей,  3,5-летней Варей,  2-летним Витей  и  на сносях  сама беременная четвертым ребенком, а также ее мать - 54-летняя Анна Митрофановна Зайцева;   родители отца:   53-летние Петр Иванович и Евдокия Васильевна Пядовы, а также их дочь 30-летняя Мария Петровна Свиридова с ее 4-х летней дочкой Томой  и  младшие сыновья  дедушки  17-летний Михаил и  15-летний Федор.

Они пытались уйти через Чернавский мост на левый берег к своим, а затем дальше в родное село Красный лог Каширского района Воронежской области, где жила вся родня дедушки и бабушки и, где у родни,  в это время, на летних каникулах гостила их самая младшая 10-летняя дочка Наташа. Они дошли до моста, но было уже поздно. Мост был заминирован нашими саперами, и солдаты на мост уже никого не пускали.    

На глазах людей два военных ГАЗика сходу, один за другим, не разбираясь и не объясняясь, на бешеной скорости проскочили мост, да несколько человек, не слушая запреты постовых и, сопротивляясь им, выскочили на мост, видимо, тоже пытаясь успеть проскочить к своим. Да так и остались там навечно...   Мост был взорван нашими саперами на глазах моих родных.  

Деваться было некуда, и все семейство вернулось домой.  В те времена все они жили в одном дворе. А 8 июля, на второй день оккупации, моя мама родила четвертого ребенка. За следующие неполные три недели наша семья чуть не потеряла Федора и Михаила – папиных младших братьев.  Боясь партизанского сопротивления, немцы отлавливали молодежь. 

Пятнадцатилетнего  Федора поймали дважды. Его увозили с такими же подростками на пункты для отправки в Германию. И дважды, отчаянно прыгая на ходу из грузовиков, он убегал от охраны, прячась в развалинах города. К счастью, каждый раз он оставался жив. При втором побеге, выпрыгнув на ходу за борт  грузовика, он неудачно приземлился. Он снес колени до костей, а ладони рук были стесаны до сухожилий. Эти оставшиеся  следы травм  до сих пор напоминают о страшных временах войны.       

15-летний Федор и 17-летний Михаил оставались живы и тогда, когда не раз перебежками ходили на реку за водой. Берега реки Воронеж простреливались с обеих сторон линии фронта.  Однажды случилось, что идущего рядом с Федором человека, несущего, как и он воду, застрелили наповал, а котелок Федора в это время  был прострелен в двух местах. Так он и принес воды всего лишь на донышке котелка...

С 25 июля все оккупированное население города немцы стали изгонять в западном направлении в сторону узловой железнодорожной станции Касторная. В этой колонне оказалось и все наше семейство. На пути эвакуации у немцев были организованы пункты сортировки людей. Молодежь и награбленные ценности они доставляли на  железнодорожную станцию Касторная для отправки в Германию, людей среднего возраста и подростков оставляли для рытья окопов  и оборонительных укреплений немецких позиций, а нетрудоспособное население: немощные старики, дети, больные и инвалиды становились для них ненужным грузом.      

На одном из таких пунктов, в школе номер 29 [2], где располагался  госпиталь для раненых бойцов и гражданского населения, 26 июля оказалась и моя мама, теперь уже с четырьмя детьми и всей родней.  Ей было указано пройти осмотр врача.  Бабушке же немецкий офицер в это время настоятельно рекомендовал с 12-летней внучкой продолжать следовать дальше за реку Дон, а ослабленную дочь с тремя маленькими детьми посоветовал оставить в госпитале для гражданского населения, сказав, что за ними будет уход и им будет лучше. Прием вела наша врач в присутствии немецкого офицера. Морально подавленные, измученные частыми бомбежками, изнуренные июльской жарой, плачем детей,  жаждой и голодом,  люди часто соглашались и оставались. У многих людей просто не хватало сил идти дальше, им хотелось верить в гуманность и обещания заботы о них.          

Моя обессиленная мама вошла на прием, и сидя на стуле, буквально, чуть не теряла сознание от продолжительного послеродового кровотечения. Глядя на нее, врач успокоила ее, как могла, и дала ей, как вспоминала мама, какие-то "темно - коричневые" капли, сказав, что они ей обязательно помогут. И тут на минутку, на мамино счастье, немецкий офицер вышел из кабинета. Врач - милый, дорогой Человек! Пусть земля ей вечно будет пухом! - шепнула маме: "Идите, хоть куриным шагом, только идите! Никому мы здесь не нужны. И меня расстреляют, я еврейка. А капли обязательно помогут. Это у вас все на нервной почве".

Мама вышла из кабинета. Они тут же собрали детей в охапку и двинулись продолжать свой путь с ожидавшими их родителями папы, дедушкой и бабушкой и их семьей. Так судьба распорядилась моей маме с детьми остаться в живых.

Из воспоминаний мамы, папы и моих родных, а так же еще в школе, изучая историю родного края, я много узнала об обороне Воронежа, зверствах фашистов и массовых расстрелах  мирных жителей во многих местах на территории Воронежской области и  Воронежа, в том числе и в Песчаном логу 27 августа 1942 года.       

Оказалось, что именно в этом Песчаном логу могла быть расстреляна моя мама с детьми, не предупреди ее о неминуемой гибели наша врач – Ревекка Мухина - на том приеме в школе.

....”В условиях оккупации Ревекка Мухина добровольно возглавила госпиталь для тяжело больных советских граждан и раненых бойцов в Воронежской школе номер 29. Ревекка Мухина пришла в госпиталь, зная, что ее ждет смерть. Немцы были беспощадны к евреям. Появление Мухиной в госпитале было настоящим чудом. В тот момент из персонала там находились только санинструктор Нина Рубцова и санитарка Наташа Суслова. Ревекка Соломоновна часами не отходила от операционного стола. Больные просили ее отдохнуть, но Мухина наотрез отказывалась тратить драгоценное время на сон. Она нашла и привлекла к работе в госпитале знакомых врачей терапевтов и хирургов. Дело улучшилось. Сократилась смертность среди раненых. Кроме раненых советских воинов в госпиталь стали поступать и гражданские: женщины, старики, дети. И доктор Мухина никому не отказывала в помощи,  Это был большой души человек...[3]         

По приказу немецкой комендатуры больные после выздоровления должны были поступать в лагерь, расположенный на Чижовке, одном из районов Воронежа. Об этом главный врач госпиталя  Мухина была строго предупреждена  комендантом. Но на свой страх и риск  она спасала людей. Пятеро бойцов, которых Ревекка и Нина замаскировали под раненых  и  несколько выздоравливающих раненых по ночам тайно уводили за линию фронта.  

Помимо госпиталя Ревекка Мухина тайно лечила раненых солдат в своих, так называемых, "филиалах", которые располагались  в частных домах горожан.      

Немцы чувствовали, что Воронеж еще живой и сопротивляется, поэтому в начале августа 1942 года для наведения "порядка" из Курска был прислан отряд карателей.  И 10 августа 1942 года Ревекки Мухиной не стало. Она была расстреляна фашистами прямо на работе. Сотрудники госпиталя похоронили отважного доктора во дворе школы. После войны ее останки вместе с останками, умерших в госпитале, были перезахоронены в братскую могилу на Чижовском плацдарме.        

А 27 августа 1942 года немцы полностью ликвидировали госпиталь Мухиной.  Тяжелораненых  бойцов и больных гражданских, которых она лечила, погрузили в машины, сказав, что их перевозят в другое место. На самом деле их отвезли на смерть. Машины остановились на южной окраине Воронежа в Песчаном логу. Многие тогда поняли, что настала их последняя минута. После освобождения, в октябре 1943 года, в Песчаном логу было извлечено из могил 452 трупа, в том числе 35 детей.                       

Анна Попова - единственно уцелевшая в этом аду,  позже рассказывала [4]: "Мы находились возле оврага, в котором лежали трупы расстрелянных людей из первой машины. Фашистские подлецы принуждали нас ложиться на эти трупы лицом вниз. Не ожидая спасения, я легла лицом на землю, закрыв голову полой, лежащей рядом, застреленной еще теплой женщины, чтобы не видеть происходящего вокруг ужаса. Немного погодя, я почувствовала, как-кто то лег сверху, приняв меня за мертвую. Потом послышались выстрелы. Я почувствовала, как меня облило кровью, хотя я сама не была задета пулей. Наконец, выстрелы стихли, и нас стали засыпать землей. Предпочитая, чтобы меня застрелили, чем быть закопанной землей, я хотела поднять голову, но послышалась команда "хватит", немцы погрузились на машины и уехали. Подождав немного, я выбралась из оврага и спряталась в бурьян. Я видела, как машины приходили и уходили еще несколько раз. Расстрелы продолжались до вечера..." 

         Песчаный лог        

        Весь разворочен и распорот    

        Воронеж был безмолвен, пуст.      

        Враги вошли в горящий город,      

        От страха целясь в каждый куст.

         Вытаскивали из развалин    

         Тех, кто покинуть дом не смог,    

         Под хриплый лай собачий гнали      

         В последний путь, в Песчаный лог         

         Солдаты пьяные орали      

         И жали, жали на курок......    

         Детей живыми в ров бросали.....      

         Как ты смотрел на это, Бог?      

         Все меньше, меньше ветеранов,      

         Но память наша, не остынь!      

         У каждого на сердце рана -            

         Свой Бабий Яр, своя Хатынь.      

          Замотан важными делами?      

          Покинь кварталов шум и смог,      

          Пройди их скорбный путь с цветами        

          В Песчаный лог, в Песчаный лог

                                               Виктор Братченко 2003 год

Мой отец, Андрей Петрович Пядов, которому в начале войны исполнился 31 год, в первых числах марта 1940 года был мобилизован на советско-финскую зимнюю войну 1939 -1940 года.  Но он не попал на ту страшную войну.  На пол  пути к месту назначения,  призванные армейцы по приказу были возвращены  –   та война закончилась.      

Вернувшись домой в Воронеж, отец продолжил работу на Воронежском авиационном заводе – тогда заводе номер 18 ­- вплоть до полной эвакуации завода осенью 1941 года в Куйбышев [5]. Сразу после эвакуации завода, примерно в середине октября 1941 года отец был мобилизован на фронт и воевал в звании рядового до конца июня 1942 года, когда их стрелковая дивизия попала в окружение на территории Воронежской области близ года Острогожск. 

Пленных согнали в концентрационный лагерь.  Это была территория вокруг бывшей колхозной конюшни, огороженная колючей проволокой в несколько рядов и охраняемая немецкими автоматчиками с собаками. Не повинующихся "новому порядку" расстреливали на месте; ослушавшихся избивали палками, травили собаками. Слабых, больных и раненых тоже расстреливали и  сбрасывали в ямы, не утруждаясь засыпать землей. Спали пленные на земле, в чем есть. Едой была мутная похлебка не понятно с чем, иногда "задобренная" тухлой кониной. И не дай Бог, надсмотрщик заметит, что пленный намерился получить добавку - забьют палками. А если где заметят курящего пленного или просто дымок папиросы, то, не разбираясь, выпускали автоматную очередь.   

Отец решил бежать, покуда еще не потерял силы  и,  тем более, что его стали выпускать за пределы лагеря на покос травы для лошадей. Он был человеком сельской закваски,  поэтому его приставили ухаживать за лошадьми. Осмотревшись, он, в третий выход за пределы лагеря, сбежал. В армейской форме на оккупированной территории далеко  не убежишь, но надежда отца не покидала... Он стал пробираться заболоченными зарослями, огородами и одновременно  присматриваться к подворьям и хатам. Очень часто в домах располагались немцы.

В одном из огородов его заметила женщина и сначала испугалась его, но он дал ей знак "тише". Видя советскую форму,  услышав русскую речь и крайнюю настороженность его, она поняла, что это наш солдат и, было похоже, что он - беглец из лагеря. Она его спрятала, накормила, дала мужнину одежду и объяснила, где лучше пробираться дальше. Низкий ей от нас поклон, простой русской женщине !      

Так папа стал пробираться по оккупированной территории, вдоль линии фронта, ближе к Воронежу, где местность ему была хоть как-то знакома. В безлесных местах, где укрыться было негде, папе приходилось идти по обочинам дорог, по которым передвигались немецкая техника и машины с их солдатами. Для маскировки папа наломал хвороста и нес вязанку этого хвороста за плечами. Из одной проезжающей машины немцы хохоча кричали  “паррртизан”, указывая на отца. Но, он шел не оглядываясь. Слава Богу, никто не выстрелил!

На подходе к селу Девица,  примерно в 15 километрах от города,  он увидел колонну людей, которых  немцы гнали со стороны  Воронежа. Идти у всех на виду против колонны в сторону Воронежа  было крайне опасно, и он примкнул к колонне, желая узнать куда гонят людей и сориентироваться. Он узнал, что колонну гонят к станции Касторная. 

Идя в колонне, он неожиданно увидел знакомых по улице. Те сказали ему, что его жена и родня тоже где-то здесь в колонне, что они их видели.      

Отец стал искать свою семью, и уже в самом селе Девица он наткнулся на своего среднего брата Михаила и, таким образом, он воссоединился со всей семьей. Это было просто невероятным стечением обстоятельств! То-то была радость встретиться со своей женой, детьми, родителями, братьями, сестрой!    Это был подарок судьбы !  Но вместе с радостью, опасность на оккупированной территории подстерегала каждого...

В этой же деревне немцы собрали большую массу людей на прицерковной площади, якобы, для объявления важного сообщения. Автоматчики оцепили толпу и начали силой отделять и оттеснять молодых людей от основной массы. Толпу охватил ужас. Началась паника, крики, стрельба... В эту ловушку попал и папин брат 17- летний Михаил. Его вместе с другими молодыми ребятами выдернули из толпы. Моя мама оказалась ближе всех к Михаилу. Мама и Миша встретились взглядами и, видя ее, мгновенно скидывающую с себя пиджак, он угадал ее мысли... В следующий момент он нагнулся, якобы, чтобы зашнуровать ботинок, и мама набросила на него свой пиджак, чтобы как-то закрыть его яркую желтую футболку, хоть как-то смешать его с толпой. В  этой жуткой  неразберихе, он, не разгибаясь, юркнул в толпу женщин и стариков...    

После этого случая, мой дед, еще более утвердившись в обреченности их положения и чувствуя смертельную опасность за свой род, решился на отчаянный шаг, и сыновья с ним  были в этом согласны. Они решили, что надо уходить с этой дороги, отрываться от колонны, тем более, что в этих краях была надежда добраться до деревни Ольшанка, где жила мамина двоюродная сестра Нюра, в бытность выданная замуж за Ольшанского парня Илью Решетова.        

Дед Петр, мой отец и 2 его младших брата Михаил и Федор улучили момент, когда в шедшем потоке людей не было видно немецких конвоиров, и со всем своим "табором" из 13-ти человек!, в том числе, пятерыми детьми, оторвались от людского потока, нырнули  в придорожный бурьян, а за ним и в поля... В ржаных полях они пробирались  так быстро и так далеко, как позволяли им силы и гнавший их страх. 

Наконец, выбившись из сил, они остановились поесть и передохнуть. Только они разложились, как, вдруг, увидели двоих быстро приближающихся всадников.  Всадники подьехали. Это были полицаи. Один из них сказал:  Дед, ты пошел не той дорогой...” Опустив взгляд,  дедушка ответил: “А как же мне с ними-то туда?",   и  показал рукой в сторону  сыновей.  Переглянувшись и помолчав, старший из полицаев сказал: "Значит так, дед, смотри сам...  но мы не видели вас, а вы не видели нас". Не все полицаи были плохими людьми. Эти – нас спасли.

Полицаи ускакали, а наше семейство еще долго и осторожно пробиралось полями, низинами и огородами и, наконец, добралось до деревни Ольшанка.    

К счастью, нашли мамину двоюродную сестру Нюру, (Анну Ивановну Решетову), которая  сердечно их всех встретила, как могла разместила и поделилась всем, что у нее было. Наша Нюра умерла в 2014 году в возрасте 96 лет. Большое  спасибо ей за доброту, душевность и надежность в такое трудное для моих родных время.  Царство ей небесное и вечный покой!    

В деревне Ольшанка стояли тыловые немецкие части. С этой деревни немцы брали дань продуктами, использовали людей для рытья окопов и других работ и строго держали "новый порядок". Старостой в этой деревне был очень пожилой человек, избранный самими селянами. Имя его, к сожалению, никто кроме дедушки не знал, а кто и знал, запамятовал.  Когда дедушка пошел зарегистрировать у старосты прибытие своей семьи к родственнице Нюре, он увидел знакомое лицо. Оказалось, что дедушка и староста служили в гражданскую войну в Красной Армии в одном полку. Они вспомнили друг друга...   

Эта встреча оказалась еще одним подарком судьбы!  Староста  во многом, на свой страх и риск,  облегчал жизнь односельчанам, особенно в том, что предупреждал их, когда должны были являться немцы то с проверкой, то за продуктами, то за людьми на работы. Он каждый раз прятал с глаз долой молодых людей, отправляя их на работы - покосы, заготовку хвороста - подальше в плавни и перелески, чтобы их  не угнали в Германию. В том числе он укрывал и дедушкиных сыновей. И укрывал он их не зря! Большое ему спасибо и низкий поклон!  К сожалению, в Ольшанке умер мамин новорожденный  четвертый сын – предположительно, от дизентерии.           

После освобождения Воронежа 25 января 1943 года Михаил был призван в армию. Его направили на ускоренные курсы артиллеристов в город Вольск Саратовской области. Затем он воевал на фронтах и дошел до Венгрии. А 20 декабря 1944 года Михаил Петрович погиб при освобождении города  Дебрецен. Вечная ему слава!    

Папин брат Федор был призван в ноябре 1944 года. Он прослужил в Тихоокеанском Морском Флоте семь лет, в том числе,  на Владивостокском морском оборонительном рубеже. В боевых действиях непосредственно не участвовал, так как по приказу Сталина призывников 1944 года необходимо было обучить и сохранить для защиты  рубежей нашей Родины после окончания войны.  Федор Петрович был радистом высшего класса. За время службы он обучил мастерству множество военных радистов для советского флота. Имеет благодарности и награды.  Сейчас с женой Пядовой Анной Васильевной живет в родном Воронеже.  С верной подругой жизни они вырастили  двух замечательных сыновей, имеют внука и внучку и правнука Алешку. Здоровья вам, дорогие наши, мирной жизни и добра!     

Мой отец Пядов Андрей Петрович после освобождения Воронежа 25 января 1943 года, когда семья вернулась в Воронеж,  прошел проверку 1 Отдела при Центральном военкомате Воронежа по месту мобилизации, и после этого был направлен в Тулу на оборонный завод военного снаряжения для Красной Армии. К мирной жизни в семью он  вернулся в конце декабря 1945 года. Умер он 25 декабря 1985 года. Мама умерла 25 февраля 1980 года  

Я любила своих родителей. Они были добрыми, честными и большими тружениками. Но на их долю выпали тяжелые времена.         

                Светлая им память!      4 мая 2015 года            

[1] На левый берег наши войска немцев так и не пропустили, освободив Воронеж 25 января 1943 года, через 212 дней кровопролитных боев.     

[2] Ныне школа номер 12 

[3] Отрывки из книги Павла Александровича Попова " Твой крест, Воронеж", основанной на исторических документах       

[4] http://samsv.narod.ru/Klb/City/Voronezh/genozid.html

[5] Ныне Самара