Посвящаю своим детям, внукам,

правнукам и т.д.

Степной и Воронежский фронты.

Вчера, после обеда, командир роты ст. лейтенант Ковалёв пришёл из штаба училища в сильном возбуждении, вызвал к себе командира полуроты (в то время была такая должность) ст. лейтенанта Шинкаренко и командиров взводов и долго что-то обсуждали. Разошлись они уже после отбоя. Мы делали всяческие догадки, что, наверное, на фронте что-то неладное, опять видно немец попёр, другие говорили, что могут нас послать в действующую армию по тревоге. Как выяснилось в последствии, они были недалеко от истины, за исключением того, что прорыва немцев пока никакого не было. Но обстановка на фронтах, особенно на южных участках, действительно была очень серьёзной. Так ничего не узнав, мы долго ещё ворочались на соломенных тюфяках, прежде чем уснуть. Даже "бекасы" в эту ночь, как будто никого не беспокоили, видно они тоже предчувствовали, что скоро их "пастбища" резко могут сократиться.

Утром, после подъёма, на утреннем осмотре присутствовали все офицеры роты, как всегда одетые в полевую форму. Не было только нашего старшины роты, его утром схватил радикулит. Как-то раньше, на занятиях, он говорил про эту болезнь, что её никакие врачи не могут определить и некоторые "хитрецы", зная симптомы болезни, пользуются этим. Почему-то этот разговор мне сейчас и вспомнился. Старшина фронтовик, был ранен, лечился в госпитале, рассказывал нам много фронтовых историй. И надо же, заболел в самый неподходящий момент, у нас не было оснований ему не верить. Вместо внутреннего осмотра нам приказали одеться и встать в строй. 

Командир роты сказал, что кого зачитает выйти из строя. 30 человек вышли. Нам, оставшимся в строю, приказано было заниматься по распорядку дня. В этот день, на занятии по тактике, которое проходило на обычном месте, метров двести за лагерем, я задумался. Думал о своём: о доме, о фронте, где воюет сейчас брат Алексей, где сестра Тося, на каких фронтах находятся? Алексей, когда началась война, поступил в аэроклуб. После окончания его призвали в армию. Это было летом 1942 года. А сестра училась на последнем курсе Казанского медицинского института. Весь выпускной курс призвали в армию, присвоив студентам звание - капитан медицинской службы. До конца войны Тося служила полковым врачом.

Я не слышал, что говорил командир взвода, когда он назвал мою фамилию и не сразу сообразил что отвечать. Взводный сделал мне замечание, начал говорить, что товарищи поехали на фронт, может быть, жизни свои положат за нас, а ты не хочешь заниматься. 

Я ответил, что готов хоть сейчас ехать на фронт. Взводный замолчал. Он знал, что любой из нас с готовностью поедет на самый опасный участок фронта. Он сам писал рапорт, чтобы направили на фронт, об этом мы все хорошо знали.

Как обычно, после обеда рота построилась, чтобы идти на занятия, тут подбегает посыльный к командиру роты. Мы насторожились: оказывается, заболел один курсант из тех, кто должен был отправляться на фронт, и срочно требовалась ему замена. Проходя вдоль строя, мне показалось, командир остановил свой взгляд на мне. Сердце замерло.

Я услышал: - "Курсант Писарев, выйти из строя. Срочно получите сухой паёк на трое суток, сейчас подойдёт машина и отвезёт вас на станцию. Там найдёте начальника эшелона и доложите, что прибыли взамен заболевшего курсанта".

Продовольственный склад был уже закрыт, на кухне мне дали две буханки хлеба, полкотелка сливочного масла и кулёк с сахаром. Повариха жалобно посмотрела на меня, перекрестила, сказав: " Спаси тебя бог!", а я что-то ответил вроде " Бог-то бог, да сам будь не плох". Быстро собрав свои нехитрые пожитки, уложил в вещмешок и пошёл прощаться с друзьями. 

Я чувствовал себя героем, зная, что многие курсанты писали рапорта с просьбой послать в действующую армию. Большинство действительно хотели скорее попасть на фронт, чтобы бить врага, были и такие кому не нравились трудности боевой подготовки курсантов и полуголодное существование. По рассказам фронтовиков на передовой хотя и опасно, зато кормят хорошо, да и трофеями можно разжиться. (Как я узнал впоследствии, хорошие харчи только в успешном наступлении, когда большие потери, а в обороне тоже не сладко). Ребята желали мне одного: крепче бить фашистов, гнать с нашей земли. Шутили, чтобы и на их долю оставили фрицев. Позже на дорогах войны ни кого из оставшихся знакомых курсантов встретить не пришлось.

Подъехала полуторка. 

- " Кто здесь должен отправляться?" - спросил шофёр. 

Я быстро сел рядом с ним в кабину, и мы помчались на железнодорожный вокзал. Эшелон уже был готов к отправке. Кажется, весь город пришёл на проводы. Кое-где пели, у одного вагона играла гармошка, женщины не скрывая печали, вытирали слёзы. Не я один спешил к эшелону, торопилась также и девушка, как мне показалось, в очень красивом платьице. Она смело подошла ко мне и протянула кисет с махоркой. Эшелон уже тронулся. Я не успел даже её отблагодарить или спросить хотя бы имя. Вцепившись в ручку вагона, я пробежал несколько шагов, мне протянули руки и втянули в вагон. Я не мог оторвать взгляд от станции. Девушка долго ещё махала платочком, как будто не поезд поехал, а она удаляется всё дальше и дальше, пока совсем не скрылась из виду.

До свидания мирная военная жизнь. Мы едем на фронт. Промелькнули железнодорожные постройки, наша баня, с которой связаны многие воспоминания, замелькали поля, на которых трудились колхозники, в основном женщины. Они бросали работу и долго махали нам руками. Я развязал кисет, может там записочка есть - нет ничего, видно она очень спешила.

Какой он этот фронт, на который мы так спешим? Что за люди эти самые немцы? На каком фронте будем воевать? Фронтовики же думали о своём: вспоминали дом, семью: как там у них дела? В глазах стояла грусть. Увидят ли они ещё когда своих родных и близких? Были и такие, бесшабашно заявлявшие: " Или грудь в крестах или голова в кустах". Но большинство были внешне спокойны.

Бывалые солдаты рассказывали всякие фронтовые истории, происходившие с ними. К таким тянулось большинство, особенно молодые. Один пожилой сержант говорил, что чтобы лучше бить немца надо знать их психологию. Немцы тоже люди и у них тоже есть страх. Если ты испугаешься фашиста - он тебя убьёт, если ты бесстрашно пойдёшь на него, то он испугается и побежит. Вот и бей его. В дальнем углу вагона кто-то запел "Прощай, прощай Москва моя родная" и тут все дружно подхватили песню. Допели до конца, затянули другую. Пели до темноты и только тогда завалились на нары. На рассвете показалась станция, мы проезжали город Тулу. Город наших оружейников, город мастеров.

Осенью 1941 года, окружённый почти со всех сторон, только узеньким участком вдоль Симферопольского шоссе, соединявшимся с нашей территорией, город выстоял и победил. Тогда я ещё подумал, вот кому надо присваивать звание "Город-герой". Что через много-много лет и произошло. Мы молча проезжали через Тулу. Там и тут стояли остовы зданий с обгоревшими проёмами вместо окон. На улицах было пусто. Вспомнились знаменитые тульские самовары, тульские гармошки, тульские пряники. Сейчас город замер, но он не умирал, он возрождался. Местами развалины были уже разобраны, дымились трубы заводов. Город жил.

Проехав ещё несколько километров, эшелон остановился. Вдоль вагонов бегали офицеры, нам приказали выгружаться. Мы выпрыгнули из вагонов, стали разминаться. Раздалась команда - " В походную колонну становись!". Построившись, мы быстрым шагом направились в сторону леса, видневшемуся на горизонте. На опушке нас остановили, в лесу были видны стоящие рядами палатки и необычные шалаши. По тропинке вереницей шли наши солдаты, но не русские, видимо узбеки или казахи. На спинах они несли большие, до двух метров длиной предметы, похожие на короба. Кто-то высказал вслух, что мы попали в Африку и это с тяжёлой ношей идут рабы.

Оказалось, мы остановились на опушке большой липовой рощи. Недалеко увидели вековые деревья, ободранные в человеческий рост от коры, и стояли они белые, как мертвецы. Из этой коры делали офицерам просторные шалаши, для которых и обдирали вековые липы. Жалко было смотреть на эти живые, но уже умирающие деревья. Наверное, на войне так и должно быть, подумал я. А деревья жаль. 

"Всё для фронта - всё для победы!" - вспомнился мне один из плакатов, во множестве расклеенных на стенах домов. Думы мои были прерваны командой - "Становись!".

Нас построили по группам, вернее по вагонам и, как на аукционе, офицеры стали рассматривать нас. Один боевой, молодой капитан подошёл к подполковнику, видимо старшему, и сказал, показывая на нас, - " Вот этих курсантов я всех возьму к себе в разведку".

Сердце моё ёкнуло, неужели сразу в разведку, может быть, сразу пошлют в тыл к немцам, за языком, но подошёл другой офицер и сказал, что в ротах не хватает много командиров отделений. И наш вопрос был решён. В разведку никто из нас не попал. Нас распределили по ротам.

Я постеснялся сказать, что я связист, закончил Казанский электротехникум связи, боялся, что подумают, что ищу место, где безопаснее. Я ещё не знал тогда, что связисты тоже на переднем крае, под огнём противника, прокладывают связь, обеспечивая управление боем, и вместе с пехотой живут в траншеях, землянках, вместе отражают атаки противника и, если надо, вместе идут в контратаку. Но я промолчал и вместе с другими пошёл в свою четвёртую роту, которая располагалась в лесочке за липовой рощей, сожалея о том, что больше пользы принёс бы, будучи связистом, на которого учился 3 года, свободно работал на аппарате Морзе, в совершенстве знал и телефонную аппаратуру. Но я готов был воевать там, куда пошлют, кем бы ни назначили. 

Встретил нас ст. лейтенант с гвардейским значком и орденом "Красная Звезда" на гимнастёрке. Это был наш командир роты. Он побеседовал с каждым и распределил по взводам. Я попал в 4-й взвод, третье отделение. Командиром взвода был гв.мл. лейтенант Чистопалов Геннадий Павлович, прибывший в полк неделей раньше нас. Помощником командира взвода был гв.ст. сержант Пшеницын Геннадий Васильевич, он же был парторгом роты, штаб полка находился здесь же, в лесу за деревней Девица. 

Наше отделение имело свою палатку, умело сделанную из 2-х плащ-палаток. Мы, бывшие курсанты, своих плащ-палаток ещё не имели. Скатки и вещмешки разместили в своих отделениях. Обедали прямо здесь в лесу. Батальонная кухня располагалась рядом с нашей ротой.

После обеда, стали знакомиться, откуда родом, кто, где учился, кем работал. Я надеялся встретить кого-нибудь из Казани, но не только в нашем взводе, а и в батальоне земляков не оказалось.