На должность начальника разведки полка я был назначен по прибытии из госпиталя в январе 1944 года. До ранения я был начальником разведки дивизиона, командиром батареи, так что быстро включился в работу.
Знакомство с личным составом не вызвало сомнения в том, что с моими разведчиками можно успешно решать возложенные задачи. Костяк состоял из сибиряков и дальневосточников, прошедших школу войны от самого Подмосковья. Передовая линия обороны противника на нашем участке проходила по населенным пунктам Мицэди, Жигайцу, Лижики, Пуйки и высоте 78,4. Задача наша заключалась в изучении системы обороны противника, определении его огневых средств. В ходе напряженной работы разведчики Чиж, Егоров, Чуешев, Ильин и другие установили, что у противника, кроме передней линии обороны, оборудованы еще две промежуточные, на которых находится значительное количество живой силы и огневых средств, в частности два закопанных танка, сверху торчали только тщательно замаскированные башни со стволами орудий. Все цели были засечены и показаны в стереотрубу командиру полка гвардии подполковнику Маркову.
Вначале мы считали, что противник на нашем участке фронта занял прочную оборону, но при тщательном наблюдении и анализе мы пришли к выводу, что фашисты накапливают здесь живую силу, боевую технику и готовятся к наступлению. Я доложил об этом командиру полка, а он связался с соседями - командованием 31-го стрелкового полка. Мы начали укреплять свою оборону, увеличили количество орудий на прямой наводке.
Через несколько дней рано утром сотни орудийных стволов ударили по нашему переднему краю. Тут же появились "юнкерсы". Заваливаясь на крыло, включая сирены, они с надрывным воем пикировали на наши боевые порядки. Серии бомбовых разрывов сливались с разрывами мин, снарядов. Окрестности затмила стена вздыбленной земли. Она не успевала опадать, подбрасываемая вверх десятками новых разрывов. Обстрел и бомбардировка продолжалась около часа. Потом под прикрытием огненного вала пошли цепи фашисткой пехоты.
Мы вели непрерывный артиллерийский огонь по ранее установленным огневым точкам и по пехоте. Стрелковый полк крепко поддержал нас. Фашисты несли большие потери, и мы заставили отойти их на исходные позиции. Часа через три атака повторилась. На сей раз при поддержке двенадцати танков фашистам удалось потеснить левый фланг одного из батальона 31-го гвардейского стрелкового полка. Непрерывный огонь вели 76-миллиметровые пушки, находившиеся на прямой наводке. Наша пехота перешла в контратаку и восстановила передний край. Фашисты убрались восвояси, оставив на поле боя семь танков и сотни убитых солдат и офицеров. В этот день фашисты больше не атаковали. Тяжелые бои шли почти ежедневно на всех участках обороны нашей дивизии, но разведчики, связисты и воины других специальностей не унывали. Помнится, на НП прибыл М.М Резников. Он заглянул в землянку, где были свободные от несения службы разведчики и связисты, поинтересовался нашими делами и, как всегда, рассмешил, рассказав сатирическое стихотворение о фюрере:
«Гитлера собака укусила в ногу,
во дворце ужасный был переполох...
Гитлер эту ногу почесал немного,
ну а пес взбесился и тотчас издох.»
Все захохотали. Находившийся на НП гвардии подполковник Марков зашел в землянку, сделал замечание: " Вы потише тут, а то немцев перепугаете". Мы опять рассмеялись.
Вскоре меня и командира взвода разведки вызвал командир полка и поручил оборудовать боковое НП на стыке с соседней дивизией.
Прибыв на место, уточнил, что по данным разведки стрелкового полка и нашего дивизиона противник на этом участке проявляет активность, похожую на подготовку к атаке, сосредотачивает огневые средства и живую силу.
Спустя несколько дней, поздно ночью, разведчик Чуешев доложил, что на переднем крае противника слышен шум, выкрики: там что-то происходит. Я вышел из блиндажа, прислушался. Действительно, были слышны отдельные слова, разговоры, стук металла. Передний край гитлеровцев на этом участке был недалеко, примерно метров четыреста.
Я созвонился со штабом нашего полка, переговорил с начальником разведки стрелкового. Они слышали шум, но не придали ему особого значения.
-Я попробую сейчас захватить «языка» - сказал начальник разведки 18-го гвардейского стрелкового полка.
-Тогда мы и уточним, что там происходит. Ты подходи ко мне.
Я пошел. Буквально через полчаса разведчики привели фашиста, который на первом же допросе прямо здесь, на НП, рассказал, что они под покровом ночи отходят в тыл. Причина ему неизвестна. На смену им прибыла новая часть. Все боеспособные части соединения эвакуируются из Курляндии в глубь Германии, а вместо них прибывают части тотальной мобилизации из так называемого «фольксштурма», что эта замены - неполноценная: юнцы и старики, которые военное дело знают плохо, не умеют даже обращаться, как следует, с оружием. Эвакуация будто бы идет через порт Вентспилс.
Минут через двадцать наш полк нанес мощный артиллерийский удар по переднему краю, и сразу же батальон стрелкового полка пошел в атаку. Не встречая организованного сопротивления, он успешно продвигался вперед и почти с ходу занял первые траншеи. Как было позже установлено, артиллерийский удар оказался очень эффективным. Он был нанесен, по существу, в период смены частей противника. Одни не успели еще далеко уйти, а другие даже еще не огляделись. К тому же вышла из строя связь.
К утру нас стал чувствительно беспокоить огонь с флангов, и наступление было остановлено. Я поднялся на высотку, чтобы посмотреть в бинокль за ходом боя, и тут же упал, так как был ранен в обе ноги - пулеметной очередью из дзота, как выяснилось позднее. В дополнение к этому, совсем рядом разорвался снаряд, и я был контужен, потерял сознание. Как потом рассказали, меня вынес и доставил в госпиталь разведчик гвардии старшина Александр Козлов.