У деда был сахарный диабет. В старости лет в 78 у него началась гангрена, в последствие, ему ампутировали ногу. Он сокрушался, что без ранений войну прошел, а тут ногу болячка оттяпала. В общем последние пару лет он провел в постели без ноги. Сил передвигаться на костылях у него не было. Я вместе с отцом (Ананьин Андрей Анатольевич) и дядькой (Ананьин Александр Анатольевич) имел радость (как я сейчас уже понимаю) и удачу ухаживать за дедом. Тогда-то и услышал я многие из этих историй.

На вопрос страшно было ли на войне, Дед всегда отвечал, что по-разному. Иногда и не успеваешь испугаться на автомате делаешь. Но было и страшно конечно. Служил он связистом, как связь где оборвется (а во время ВОВ она была только проводная). Командир ему: «Толя связь!». Катушку на спину и по проводу побежал вдоль линии фронта, обрывы искать и устранять. А без связи как координировать действия частей командирам? Вот как-то в один из таких случаев он и угодил под минометный огонь. Как начало взрываться слева и справа. Он метнулся, воронку увидел с водой прыгнул в нее и так и простоял там всю атаку минометную. Одному Богу известно, что у человека в голове и на душе в эти минуты. А на улице осень, вода холодная – обморозился он сильно тогда. Ну Бог миловал, жив остался. Хотя 1-ая контузия наверное оттуда и была.

В другой такой случай, при обнаружении обрывов и исправлении линии связи, он услышал свист пуль над ухом. Вить-фить. Снайпер по нему работал. Он перекувыркнулся и перебежкой в овраг в лес укатился. Так и просидел там до темноты. Испугаться после только успел, когда понял, что чуть левее-правее и снайпер себе бы по его душеньке зарубку новую на прикладе вырезал.

Самый неприятный вопрос про войну, как мне казалось, смотря на реакцию Деда – был про убивал ли он немцев, и скольких. Это мы привыкли в играх считать скольких врагов положили – а по-настоящему убить, хоть бы и врага, оккупанта, убийцу своих родителей, братьев и сестер – не легко, и вспоминать об этом и уже тем более хвастаться им, нашим героям-ветеранам, никогда не хотелось. Скупо и скромно Дед как-то ответил на эти приставания – да было пару раз в рукопашном бою. А его «коронованный удар», как он сам его называл – в самое нижнее ребро – и силу рук, даже в преклонном возрасте, мы внуки и тем более его дети прекрасно помним. Иное это поколение. Сильное!

Дед часто говорил «Артемка, а вино (алкоголь) ты не пей, не нужно оно тебе». Дед рано ушел на войну, в 17 лет. В селе было голодно – все работали на фронт. Пришла похоронка на отца, есть было нечего и Дед Толя решил записаться добровольцем на фронт. В октябре 1943 г. попал он на 1-ый Прибалтийский фронт в свои 17 лет, еще совсем юнцом, но уже таким взрослым, по сравнению с нашим поколением. Спиртное он тогда еще не научился пить, на селе были другие заботы (помню его рассказ про то, как от медведя уходить, про то как он за хворостом в 12 лет в лес ходил и от волков зимой отбивался). А на фронте как полагается перед боем – 100 гр. боевых начислялось всем без исключения. Так вот по началу Дед свои 100 гр. менял у сослуживцев на сахар. Они посмеивались над еще молодым парнишкой, попавшим на фронт, говоря: «Дурак, ты, Толя, завтра убьют тебя в бою, а ты и водки не попробовал!». Вот как-то с сложного задания вернувшись, он выпил свои первые 100 гр., видимо смерти в глаза посмотрел. Перед очередным боем к нему сослуживцы пришли менять боевые 100 на сахар, а он им говорит- нет уж, больше менять не буду. Так и посмеялись они вместе, что мол раскусил он вкус спиртного. Дед, всегда эту историю вспоминал, говоря своим детям (моему отцу и дядьке): «меня вот война спирт пить научила, а вы-то с чего пьете?».

Судя по послевоенным фото, в свои 20 лет Дед довольно физическим развитым, здоровым, проще говоря. Такую фигуру и кормить надо было соответственно. Вот он и раздобыл откуда-то 2 котелка. Приходит за пайкой к повару и говорит: «Мне за себя и за Ананьина» (то есть 2 раза за себя). Ну повар раз за разом и накладывал ему 2 котелка еды. Потом смотрит, что Дед раз за разом приходит за Ананьина получать, а самого Ананьина-то и не видел повар ни разу. Вот он и поинтересовался у вояк, а кто такой ваш Ананьин. Они ему в ответ: «Толя, что ли? Да вон он - связист наш», и на Деда и показали. Приходит он в следующий раз за себя и за Ананьина получать – повар ему в первый котелок каши наложил, половник об фартук вытер и как половником ему по лбу дал. Больше Дед за двойной порцией не ходил. А люди в войну все же другие были, ведь не доложил повар об обмане начальству, и без пайки не оставил Деда. Парадокс доброты и любви советского человека.

Советское время с точки зрения Веры в Бога было непростым. А во время войны этот вопрос мог ощущаться еще сложнее – ведь без Веры умереть со всем тяжело – когда самая большая ценность эта жизнь. Но вот в этом и парадокс советского война – для многих из них самой большой ценностью была жизнь, но не своя, а жизни матерей, братьев, сестёр и своих боевых товарищей. А это уже сугубо Евангелистский принцип «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин 15:13). Семья деда в селе жила – там Вера сохранена была – все дети крещенными были. Дед часто говорил, что удивляется как не погиб на войне и после всегда добавлял «Меня мать вымолила, защитила», и в этих словах такая искренность была. Видимо видел и помнил он всегда как мать его на фронт провожала и, скорее всего, на дорогу крестным знамением осеняла.